Плывём плавающим курсом

В первой части нашего досье (см. “Банки гниют с головы”, “Время” от 12.9.2024 г.), обсуждая зафиксированную главой государства необходимость нового закона о банках, мы установили, что в стране практически отсутствуют национальный кредит и инвестиции, зато имеется мощнейшее внешнее кредитование и инвестирование в “вывозную” часть казахстанской экономики. Казахстанская банковская система служит провайдером этого внешнего финансирования, население втягивается в долги перед местными банками, само же государство — во внешнюю задолженность. Разберем теперь механизм и заодно “легенду прикрытия” этого денежно-кредитного неоколониализма — таргетирование инфляции как официальной политики Национального банка.

По конституционному закону “О Национальном банке” 1995 года рождения его основной целью является обеспечение стабильности цен. Стабильность по толковым словарям русского языка — это постоянность, неизменность, устойчивость. А таргет по-русски — это цель, таргетирование — целеполагание. То есть основной целью Национального банка является обеспечение неизменности цен. Но тогда получается, что эту свою конституционную обязанность Национальный банк… никогда не исполнял! Более того, Национальный банк никогда не вписывался в ежегодно планируемый им самим вместе с правительством таргет по сдерживанию инфляции в коридоре хотя бы 4-6 процентов.

Исключение дал только предмайданный, 2013 год, когда официальный рост цен был показан в 4,8 процента, и ещё 2018 и 2019 годы с 5,3 и 5,4 процента.

В 2022-м и 2023-м, например, официальный рост цен был 20,3 и 9,8 процента. Ныне на сайте Национального банка официально значится цель по инфляции: 5 процентов. И тут же без зазрения совести обозначены 8,4 процента реального (не по жизни, а по статотчетности) роста цен.

А так, знаете ли, не бывает, чтобы государственный орган уже четверть века самым бесцеремонным образом не исполнял бы своей законной функции, подменял бы её собственными выдумками, не исполнял даже их… и будто так и надо.

Получается, что в законе о Нацбанке записана лишь “легенда прикрытия”, на самом же деле таргет его деятельности вовсе не стабильность цен. И даже (это становится все более ясным по ходу нашего досье) как раз наоборот.

Для обнаружения истинного таргета две подсказки: курс национальной валюты в Казахстане плавающий, а функция Национального банка — выступать замыкающим игроком на валютных торгах. Так было не всегда, и история, как транс­формировалась национальная валюта и банковская система, крайне поучительна, её стоит разобрать особо. Однако уже многие годы именно так. Это и будем анализировать.

Если брать чисто рыночную часть, то курс национальной валюты должен взлетать и падать по нескольку раз за биржевой день в зависимости от очень ограниченного и неизбежно прерывистого спроса-предложения. Тут надо пояснить, что основная экспортно-импортная и кредитно-инвестиционная деятельность вынесена за пределы юрисдикции Казахстана, экс­порт сырья, в частности, осуществляется по промежуточным трансфертным ценам. Соответственно, международный финансовый капитал, в том числе банковский, в Казах­стан вообще не зашел, на местном рынке торгуется лишь валюта, необходимая для внут­ренних операций, и торгуют ею лишь местные посредники.

К тому же сама казахстанская валюта внешнеэкономического наполнения почти не имеет. Наглядный пример: при всем подгоняемом санкциями рос­те доли национальных валют в расчетах с Россией, достигшей уже 80 процентов, доля тенге в них за 2023 год выросла всего до 2,7 процента, и это ещё большое достижение против недавних полутора.

И последняя необходимая для понимания реального таргета деятельности Нацбанка особенность местного валютного рынка: основным продавцом-покупателем на нём выступает… само государство, а конкретно Национальный банк.

Так, Национальный банк покупает формально у Минфина, а по существу — у себя валюту из Национального фонда, продавая соответствующие объёмы тенге для транша в бюджет. И он же покупает у Минфина отчисления от экспортеров в Нацфонд, делающиеся в тенге, чтобы конвертировать в валютные активы. Плюс Национальный банк, загадочным образом распоряжающийся накоплениями ЕНПФ, покупает часть поступающих в тенге взносов для конвертации их в валютные активы. И наоборот.

И тут же, как замыкающий игрок, Национальный банк подчищает суточную, недельную и месячную волатильность валютных торгов (во многом от него же и зависящую), чтобы таргетировать… нет, не инфляцию, а некий более-менее равномерный курс тенге. Но при этом все равно куда-то плывущий. Куда?

Если не муссировать бездоказательные предположения, что на “непредсказуемых” тактических колебаниях курса знающие люди могут делать хорошие деньги, стратегический таргет прочерчен самой нашей историей: ныне национальная валюта ровно в сто раз дешевле, чем при рождении в 1993 году. Если же поближе к нашему времени, то десять лет назад, в сентябре 2014 года, тенге шел по 182 к доллару, ныне по 480. Соответственно, стабильно растут и цены на рынке, но у Национального банка, получается, есть более важная цель плавания по курсу, чем соблюдение собственного конституционного назначения.

Вообще, стран с плавающим курсом валют даже большинство, и многие из них получают вполне реальную от этого выгоду. Та же Турция, например, в которой лира с 2,5 к доллару десять лет назад упала до более 30, и там сейчас рост цен под 75 процентов. Для населения это крайне неприятно, зато бизнесу, ориентированному на экспорт, помогает держаться на плаву: чем дешевле местные деньги, тем больше товаров и по более конкурентным ценам можно продавать за границу. Во времена своего экономического чуда удешевлением иены активно пользовались японцы. Китай в своё время тоже прибегал к этому под неудовольствие США.

Другое дело — наш сырьевой экспорт: продается ровно столько, сколько добывается. Цены же определяются не экс­портером, а мировой биржей. Казалось бы, никакой внешней пользы, одно только ценовое вредительство внутри страны.

Стоп! Мы забыли о трансферт­ных ценах, которые определяет сам экспортер. Точнее, он их высчитывает, и как раз обратным ходом: сколько валюты необходимо возвращать в страну для внутренних расходов. И чем дешевле местные деньги, тем меньше возврат и больше откладывается за границей. Вот и весь таргет.

Вы можете спросить: почему курсовая политика Нацио­нального банка игнорирует законодательство и диктуется интересами иностранных собственников казахстанских мес­торождений, а не интересами казахстанцев и национальной экономики?

Попробуйте сами ответить на вопрос. Я же добавлю: чем дешевле местная валюта, тем легче денежным властям сводить внешний платежный баланс, наполнять и исполнять бюджет. На самом деле девальвация раскручивает рост расходов, за которыми бюджету не угнаться. Однако арифметически легче, и власти этим пользуются.

Но пока ещё есть у бесконечного плавания тенге в иностранных интересах таргет-привязка: курс рубля. Напомним, что все этапные девальвации — 1999, 2009, 2014 и 2015 годов — были догоняющими и тенге с рождения по сей день плавает вокруг якорного соотношения 5:1. По конкретной причине: на всем постсоветском пространстве финансовый капитал зашел только на Московскую биржевую площадку, и только там курс рубля определялся по законам глобального рынка.

Кое-кому и хотелось бы пус­тить тенге в самостоятельное плавание до 700 или 1000, но рубль не пускает.

Однако с июля и Мосбиржа под санкциями. А это значит, что прежняя курсовая и денежно-кредитная политика заканчивается, грядёт не обновление закона о банках, впереди трансформация всей банковской системы. Более того, не за горами другая система международных расчетов. Такая вот вводная в новый закон.

Пётр СВОИК, рисунок Владимира КАДЫРБАЕВА, Алматы